Убедившись, что соня-сестра, то есть я, окончательно проснулась, Сиера снова куда-то умчалась. Я крикнула ей вслед, чтобы далеко не уходила, и вздохнула. Моя Незабудка словно маленький вихрь, вырвавшийся на свободу, и удержать ее становится все труднее.

День пошел своим чередом, после завтрака нас собрали в ученическом зале и представили наставниц. Я слушала невнимательно, все мои мысли занимало ночное происшествие. Хотелось бы мне думать, что все приснилось, но увы. И мой забег в образе зверя и Шариссар были до противного реальны.

Я вновь подумала о нем. Как ни старалась, но не могла не думать. Кто он? Мы так и не успели поговорить, хоть он и обещал мне все рассказать. Но меня смущало то, что этот мужчина не выглядел тем, кто будет отвечать на вопросы. Скорее, он из тех, кто эти вопросы задает. Но странно, страха рядом с ним не было. Он… завораживал меня. Голосом, мощью фигуры, резкими чертами лица, запахом… Когда он накинул на меня свою рубашку, мне пришлось сделать усилие, чтобы не вдыхать жадно легкий и пряный запах его кожи, сохранившийся на бархатистой ткани. И не пялиться на обнаженный мужской торс, пока он одевался. На его теле были шрамы и какие-то знаки, но рассмотреть я не успела, хотя и очень хотелось. Никогда такого не испытывала, и сейчас эти непонятные чувства меня тревожили.

Мне хотелось поделиться с кем-нибудь, поговорить, но я промолчала. Ринка слишком легкомысленна для такого разговора, а других девушек я все же знала недостаточно хорошо. Разве что Тисса… Мне она казалась честной и прямолинейной, такая не станет юлить или сплетничать за спиной. Но кареглазая охотница сидела нахмурившись и глядя в одну точку. Она, как и я, совсем не слушала хранительницу — похоже, Тиссу тоже что-то тревожило. Так что я не стала приставать к ней с разговорами.

Да и что я могла сказать? Я и сама не могла разобраться в том, что чувствую. Пожалуй, самой яркой эмоцией, перебивающей остальные, была радость. Да, я обрадовалась появлению Шариссара. Он терпеть не может Светлых, он выглядит так, словно способен решить все вопросы на земле, и он сказал, что поможет.

И я ему поверила.

Тряхнула головой, вновь пытаясь сосредоточиться на монотонном голосе наставницы. Сухонькая и седовласая, она рассказывала о том, как велика и неоценима миссия хранительниц Искры, как важно их служение…

Я вновь провалилась в воспоминания о ночном происшествии. И о том чувстве свободы, которое испытала. Так странно… Я никогда не ощущала себя свободной, но до этого момента даже не подозревала, что сижу в клетке. Это клетка страха, обязательств и тайн, которые сковывают меня цепями с самого детства. Я никогда не была такой, как сегодня, — бесстрашной хищницей, охотницей, а не добычей. И меня пугало то, насколько мне понравилось это чувство. Мне просто безумно надоело убегать.

Незабудка устроилась в углу ученической и мастерила что-то из перьев и камушков, которые вечно таскала в карманах. И, наверное, из-за этой ужасной ночи я подумала о нашей матери. Позволила себе о ней подумать. Не с привычным смирением, как учила Тория, а со злостью, которая всегда меня обуревала. Как она смела так поступить с нами? Бросить, ничего не объяснив? И ладно бы только меня, я бы это поняла — кому нужен ребенок с разноцветными глазами? Но Незабудку-то за что? Однажды ночью у дверей Тории просто появилась корзина с младенцем. Внутри лежала записка с именем и очередные наставления. Не общаться с магами никогда и ни за что, скрывать любое проявление дара, прятаться, прятаться, прятаться… И Тория мне ничего так и не объяснила толком, она лишь поджимала губы и качала головой, когда я спрашивала о родителях. Хотя наверняка знала больше, чем говорила. Она обещала рассказать, когда я вырасту и буду готова, но так и не сделала этого — не успела.

Голова разболелась от этих мыслей, и я выскользнула в коридор, дошла до каменной чаши с тонкой струйкой воды, напилась и умылась. Постояла, надеясь вновь вернуть себе привычный образ мыслей и настроение, но удавалось с трудом. Кажется, что-то во мне изменилось.

«Возможно, зверь всегда жил в тебе, Элея?»

Я потрясла головой.

— Это все проклятый Хандраш! — пробормотала я сквозь зубы. — Надо найти способ отсюда убраться!

Когда я вернулась в ученическую, наставницы не было, большинство девушек отправилось на перерыв, а Незабудка скакала на одной ноге в зале. За ней прыгали Полина, Тисса, Камилла и Ринка, девчонки хохотали на весь этаж, увлекшись детской забавой.

— Нет-нет, — поучала Незабудка, — нельзя менять ногу! Можно только на левой! А тут только на правой!

На полу нижнего зала был расчерчен мелками рисунок для игры, и я чуть ли не застонала, представив, как это понравится хранительницам. И стоило о них подумать, как в комнату вошла Оливия. Внутри здания хранительницы передвигались пешком, чинно сложив за спиной белоснежные крылья. Но торжественная отрешенность лица Оливии сменилась негодованием, стоило ей увидеть, во что моя сестричка превратила строгую темную плитку пола.

— Что это такое? — Оливия уперла руки в бока, а Незабудка остановилась с поднятой ногой.

— Это попрыгушки! — радостно объяснила она недогадливой тете. — Вы не знаете? Ой, взрослые такие смешные, ничего не знают! Я вас научу! — Девочка метнулась к хранительнице и, схватив за руку, дернула к рисунку. — Ногу надо поставить сюда, нет, другую, а потом прыгать! Только чур на одной ноге! Ой, у вас такое платье дурацкое, вам же неудобно будет!

— Можно подол за пояс заткнуть, — простодушно предложила Ринка, — у меня мамка так делала, когда корову доила!

— Ногу, ногу надо поднять! — завопила Незабудка.

Я подавила в себе желание зажмуриться, наблюдая, как сначала бледнеет, а потом краснеет лицо хранительницы. Полина хрюкнула от смеха, а Тисса зажала рот ладонью, чтобы не хохотать.

— Незабудка, живо ко мне! — выдавила я, но Оливия уже пришла в себя и окинула нас гневным взглядом.

— Вы что здесь устроили?! — воскликнула она.

— Попрыгушки!

— Незабудка, молчи…

— Попрыгушки? — Глаза хранительницы заискрились, а с кончиков пальцев упали капельки света. — Прекратить немедленно! Вы забыли, где вы? Хандраш не место для… поскакушек!

— Попрыгушек! — поправила Незабудка, с искренним интересом наблюдая изменения в лице хранительницы. Та гневно обернулась к девочке и вдруг замолчала.

— Нет, ну это просто немыслимо! — устало вздохнула Оливия и махнула рукой. — В наказание будете мыть весь зал и галерею! Пока не закончите, даже не думайте уйти! И никакого обеда! Поняли меня?

Мы грустно и невпопад кивнули.

Хранительница хлопнула в ладоши, и перед нами возникли бочки с водой и половые тряпки.

— Приступайте, — велела она и, величественно развернувшись, удалилась.

— Не буду я полы драить! — возмутилась Тисса. — Я охотница, а не поломойка! Ай!

Из ниоткуда появилась хворостина и ужалила девушку по спине. И так же исчезла. Тисса опасливо оглянулась.

— Не буду!

Хворостина возникла снова и ударила на этот раз по мягкому месту. Тисса взвыла и топнула ногой.

— Да ладно, идите, я сама вымою, — вздохнув, сунула холстину в кадушку. — Мне не привыкать.

Опустилась на колени и завозила по плиткам, стирая мелок. Незабудка радостно схватила другую тряпку и кинулась мне помогать, для нее это была очередная игра. Ругать девочку я не хотела, она еще маленькая и так радуется, что у нее появились «подружки» и развлечения. Последний год она только и делала, что сидела на чердаке, ожидая меня, да разговаривала с выдуманными друзьями. Так что пусть играет, пока есть возможность, а вымыть пол — не такая уж и проблема. К работе я привыкла, и помощь мне не нужна. Всегда сама справлялась, вот и на этот раз…

Рядом кто-то запыхтел, и я повернула голову. Девушки слаженно терли пол. У меня в горле появился комок, и я его сглотнула, не понимая, что со мной.

— Девочки, так мы только мешаем друг другу! — наконец сообразила охотница, откидывая волосы. — Давайте разделим зал на полоски и каждый займет свою!